Рассказ: АЛМАЗНАЯ ГОРА

Посмотри, как блестят
Бриллиантовые дороги…
Смотри, какие следы
Оставляют на них боги.
Чтоб идти вслед за ними нужны
Золотые ноги.
Чтоб вцепиться в стекло
Нужны алмазные когти.
Наутилус Помпилиус «Бриллиантовые дороги»

— Эй, Марчелла! Далеко ещё до вершины?
— Не больше половины уровня, за вечер одолеем.
Мы поднимаемся по веревке на вершину Алмазной горы. Сколько времени занял наш путь, спросите вы? Всю жизнь. Неужели она такая высокая? Вовсе нет, дня за три можно забраться.
Не смотрите на меня так, я не сумасшедший. На самом деле это очень долго объяснять. Когда-нибудь вы тоже окажетесь у подножия этой горы, вам объяснят правила, и мы посмотрим, сколько времени этот поход займёт у вас.
Руки стерлись до крови. Ну ничего, ещё немного и уже вершина — можно будет отдохнуть. За ночь боль немного уймётся, и можно будет продолжать наш путь.
— Б-52, ты что позади всех плетешься? – Это Марчелла мне кричит. – Соник уже добрался!
Ага, интересно, что он сегодня придумает. Соник самый изобретательный из всех нас, он всё время придумывает какие-нибудь новые способы… Раздался оглушительный хлопок, и с неприятным скрежещущим звуком Соник съехал вниз по веревке.
— Марчелла, на сколько его спустили?
— Плохо видно, кажется, на два уровня. Вот ведь парень, проткнул воздушный шарик с надписью «Добро пожаловать!», который был прикреплен к вершине. А ты как спускаться будешь?
— Старым дедовским способом. – И кричу во всю глотку: — Да нужны вы мне! Как собаке пятая нога!
Наказание не заставляет себя ждать, меня спускают вниз по веревке. Вот и ещё один день трудный день нашего подъема на вершину позади. Мы израсходовали много сил, старались, но всё это было не зря. Мы снова на безопасном расстоянии от вершины, здесь нам ничто не угрожает.

* * *

Я не помню конкретный момент, когда я пришел к Алмазной горе. Такое ощущение, что я провел всю жизнь, карабкаясь по её склонам. Но один случай я точно запомнил.
В тот день я впервые увидел вершину горы. Мы как раз пережидали дождь в расщелине скалы, и я, подойдя к Марчелле, улыбнулся и сказал, что наконец-то мы закончим наш путь. Но она почему-то не обрадовалась, только хмуро посмотрела на меня.
После долгого молчания она вздохнула и сказала:
— Помнишь вчерашний день? Что ты вчера сказал, когда подвернул ногу?»
Я поначалу не понял, к чему она клонит. Вчера, как и сегодня, целый день лил дождь, и поэтому наше восхождение было очень трудным. Гора была очень скользкой, и хотя я изо всех сил пытался цепляться за выступы, в конце концов, я оступился. «Ну что ж за издевательство такое, — воскликнул я! – Неужели нельзя было сделать нормальный путь? Нет же, надо мучить людей!»
— И как ты думаешь?», продолжила она. — Неужели после таких выражений недовольства тебя там встретят с распростертыми объятиями? Помнишь, что случилось после этого? Ты упал на целый уровень.
— Ну, это меня снаряжение подвело. Наверное, где-то неосторожно пристегнулся. Хорошо ещё, что не разбился!
— Ты не разбился бы. И это не снаряжение. Это они тебя спустили. За неуважение.
— А ты откуда знаешь? – удивился я. – Тебя тоже спускали?
— Не первый день на белом свете живу, — грустно усмехнулась она.
— А почему они так?
— Кто главный, тот и устанавливает правила, — она посмотрела на меня так, как будто разъясняла азбучные истины первокласснику.
— А зачем тогда они приглашают подниматься на эту гору?
— Ладно, пошли уже.
— Нет, подожди, а нам-то зачем тогда подниматься, если нас всё равно не примут?
— Ну надо же хоть что-то делать…

* * *

Соника больше нет с нами. Марчелла всю ночь была сама не своя. Глаза красные, не могла заснуть, а когда на несколько минут погружалась в сон, было видно, что её мучают кошмары. Ворочалась во сне и бормотала: «»Я не хотела, не хотела… Я думала, что так будет лучше… Я не специально…» А когда проснулась, призналась, что ей никто никогда не говорил про правила. Она сама так подумала. А потом взяла и виновато отвернулась. Наверное, считает, что я её теперь ненавижу.
Не знаю. Ничего не думаю. Всё стало странным и чужим. Непонятным. Хочу ли я теперь на вершину? Не знаю. Наверное, должен стремиться. Тем более сейчас, когда я знаю, что нам там ничего не угрожает. Но за все эти годы как будто что-то внутри отмерло.
Злюсь ли я на неё? Не знаю. За что? За то, что она во что-то поверила, а потом поделилась из лучших побуждений своей верой со мной? Или это была не вера, а наоборот? И почему она поверила в это? Из-за такого же случайного падения, как у меня? Или из-за всех последовавших спусков-отречений после этого?

* * *

Мы поднимаемся вверх: я – как будто по инерции, Марчелла – вся дрожит. Чего она боится? Она же сама сказала, что нет правил, по которым совершившие проступок не допускаются на гору…
Последние метры. Я вижу напряженное лицо Марчеллы. Руку, протянутую сверху. Она хватается за неё. Поворачивает ко мне своё лицо. Её губы беззвучно произносят: «А что, если нас и в самом деле не простили?» Пальцы, держащие руку, медленно разжимаются. Она смотрит на меня с выражением недоумения: так человек, проснувшийся в незнакомом месте, смотрит вокруг себя и как бы спрашивает – «что со мной? почему я здесь? что за место это «здесь»? я боюсь… кто-нибудь…»

Анатолий ЗАХВАТКИН